— И вообще, должен вам сказать, Иван Анатольевич, что ваш племянник еще дешево отделался, — заметил врач, снимая очки и раздраженно их разглядывая. Кира, удивленно вскинув брови, повернулась к дяде, и тот тут же пояснил:
— Мы соседи с Андреем Леонидовичем.
Врач подтверждающее кивнул без улыбки и вернул очки на место, отчего стал выглядеть еще более усталым и раздраженным.
— Упасть в машине с такой высоты… дерево, правда, смягчило удар, но со слов бригады машина практически превратилась в яичницу, и парня пришлось из нее в буквальном смысле слова выковыривать… иномарка, конечно… — он презрительно скривил губы. — Но, думаю, ему больше повезло из-за того, что он был в стельку пьян, поэтому, когда племянник ваш поправится, у него будут большие неприятности с милицией.
Кира облегченно вздохнула — уверенное «когда» вместо «если» успокоило ее. Вздохнул и дядя.
— Слава тебе Господи!.. глупый мальчишка, я ему задам!..
— А к нему можно?! — перебила его Кира, наклоняясь вперед и сжимая ладони почти молитвенно. Врач посмотрел на нее с выражением крайнего неудовольствия.
— Только на пару минут и кто-нибудь один. Если спит — ни в коем случае не будить.
— Иди, — Иван Анатольевич подтолкнул Киру, — мы пока еще побеседуем.
— На пост подойдите, — бросил ей Андрей Леонидович, покрывая лист бумаги малопонятной русско-латинской скорописью. — Скажете, что я разрешил.
Утренний свет в палате был тусклым, реденьким — таким, каким всегда был в их квартире, и казалось, что эта высокая железная кровать стоит в какой-то из ее видоизменившихся комнат. Лицо Стаса на переданной тетей Аней наволочке в веселенький цветочек было прозрачно-бледным, в припухших подглазьях залегли огромные синие тени, словно кто-то наставил ему фонарей. На коже блестели бисеринки пота, многочисленные порезы выступали корочками темной запекшейся крови. Черные волосы торчали острыми слипшимися прядями, отчего человек на кровати нелепо напоминал приболевшего дикобраза, и, подумав об этом, Кира жалко улыбнулась и подошла ближе, глядя на его часто вздымающуюся под простыней грудь. Левая рука Стаса торчала из-под простыни забинтованной глыбой, правая аккуратно вытянулась вдоль бедра, и пальцы иногда чуть подрагивали. Кира прижала ладонь к губам, потом хотела было дотронуться до этих подрагивающих пальцев, но тут же отдернула руку, вспомнив предупреждение врача, и в этот момент веки Стаса поднялись, и на Киру уставились два расширенных зрачка, казавшихся густо-синими. Порыв ветра качнул дерево за окном, и в комнату на мгновение проник яркий солнечный луч и ударил Стасу прямо в налитые кровью глаза, но его зрачки не сузились, а так и остались расширенными и безжизненными, словно солнце осветило глаза трупа. Кира испуганно приоткрыла рот, дерево за окном качнулось обратно и срезало солнечный луч, разбив иллюзию смерти. Стас шевельнул разбитыми губами и произнес неживым, шипящим шепотом:
— Привет.
— Стасик, пожалуйста, не разговаривай, спи дальше… врач сказал… ты спи лучше, ладно, а я… тут буду… все время тут… — всполошено зашептала Кира и все-таки прикоснулась к его пальцам, и они в ответ слабо дрогнули. Губы Стаса скривились, отчаянно пытаясь принять форму улыбки.
— Не разговаривать?.. Это… хуже любой… травмы…
— Стас, ну прекрати говорить, ну пожалуйста, тебе сейчас нельзя! — Кира быстро огляделась в поисках стула, но не нашла его. — Ты спи — ладно? Тебе нужно спать.
— Я… только хотел…
— Ничего не надо. Забудь, что я сказала… это… Все будет как прежде.
— Это… самое болезненное… примирение в моей жизни… — улыбка у него все-таки кое-как получилась, и Кира умоляюще сцепила пальцы и оглянулась на закрытую дверь.
— Стас, я тебя прошу!..
— Да ладно!.. — его рука шевельнулась, словно он собрался отмахнуться, и Кира поспешно прижала ладонь к его запястью. — Ты-то… как?.. я тебя точно не задел?
— Конечно нет!
— Мне все время… казалось, что я… тебя сбил… Откуда ты… там взялась?.. — его лицо дрогнуло, и на нем появилось странное выражение, словно он мучительно пытался что-то осознать, но никак не мог.
— Стас, замолчи!
— Да ладно… елки… как же меня мутит… это от аварии или от… похмелья? — Стас скосил глаза на гипс. — А чего… врачи говорят?
— Говорят, что ты кретин.
— А-а, ну… значит выживу. Это… хорошо, что так… сразу… не хотелось бы… лежать в коме — скучно…
— Дурак, прекрати сейчас же! — зашипела она. Дверь в палату отворилась, и сестра многозначительно взглянула на нее, потом мотнула головой. Кира выпрямилась, убирая руку.
— Спи, хорошо? Я еще зайду… и дядя тоже… он здесь… и я буду здесь, ты… не беспокойся… Я принесу тебе чай — сладкий чай, какой ты любишь… говорят, что в таких случаях лучше пить сладкий чай…
— Мне бы пива, — с грустной мечтательностью прошептал Стас и закрыл глаза. Кира улыбнулась, сделала несколько шагов назад, повернулась и вышла из палаты.
— Месяц точно проваляется, а то и больше, — сказал Иван Анатольевич спустя несколько минут, стоя у окна, прикуривая сигарету от пляшущей в дрожащих пальцах зажигалки и неодобрительно наблюдая, как Кира делает то же самое. — Кирка, может хорош уже смолить на сегодня, а?!
— Что еще он сказал? — спросила Кира, глядя вниз, в больничный двор, на натянутую между кипарисами веревку, на которой продавец развешивал свой одежный товар.
— Ничего ужасного, так что успокойся. Вот, еще список лекарств дал — сейчас внизу в аптеке купим, сгоняешь обратно и отдашь сестре… И это только на сегодня… Хорошо, что я с собой достаточно денег прихватил!