— Подожди, подожди!.. — Стас, выхвативший из этого потока единственное удивившее его предложение, замахал руками. — Почему через два часа?
— Потому что я уже взяла на него билеты, разумеется. С поправкой на опоздание поезда и все такое. Нас ждут в конторе после обеда, так что мы в аккурат успеваем.
— Так. Хорошо, — рука Стаса, потянувшаяся было за сумкой, сменила направление и снова нырнула во внутренний карман куртки. — Почем тут автобусы?
— Стас, не дури! — смуглая ладонь отмахнулась от невидимой мухи, схватила Стаса за руку и потянула к лестнице. — Пойдем, найдем местечко, где нам приткнуться.
Рука брата вывернулась, исчезла и через секунду хлопнула на эту ладонь две розовых десятки с вислоусым Мазепой.
— Пока так, — сказал он и прежде, чем Кира успела открыть рот для возмущенной реплики, погрозил ей ребром ладони. — Молчи!
Кира сердито спрятала деньги и сердито взяла брата под руку. Но пока они переходили пути и шли к высокой вокзальной арке, ее раздраженность успела улетучиться так же стремительно, как и появилась. Это было ни с чем не сравнимое ощущение — идти под руку с вновь обретенным родным братом — высоким, сильным, красивым, смешливым — совершенно не таким, каким она его себе представляла, но именно таким, каким ей всегда хотелось его видеть. Он заботливо поддерживал ее, переводя через пути и следил, чтобы она не оступилась на мокрых скользких ступеньках, словно она все еще была маленькой девочкой, порученной его заботам, он улыбался и рассказывал короткие смешные случаи из своей жизни, ей неведомой, и подшучивал над ее перстнями и стразами на одежде и сумочке, добродушно называя «сорокой», и она снова сердилась, но теперь уже наигранно. Кира замечала заинтересованные взгляды идущих навстречу девушек, которыми те омывали Стаса, и ее переполняла гордость. Ее брат. Ее брат!
На лестнице, как всегда, набежали таксисты, бренча ключами и ласково вопрошая:
— Куда едем?
— Уже приехали! — буркнула Кира и умело повлекла Стаса сквозь толпу, увернувшись от звена цыганок, гомонящих и настойчиво хватавших прохожих за руки. Они быстро прошли через привокзальный рынок, после чего Кира осмотрелась и решительно потянула брата к одной из маленьких кафешек, на ходу объясняя, что на самом деле терпеть не может сидеть в помещениях и предпочла бы побродить по парку, который был рядом, через дорогу, да и посидеть там же, под огромными акациями, но погода совершенно отвратительная, и скамейки все мокрые, и вообще уже который год крымские весны холодны и омерзительны, хорошо хоть без заморозков, так что в этом году наконец-то должен быть хороший урожай, и персики, и виноград… но тут Стас шутливо тряхнул ее за плечо, сказав, чтобы она не тараторила — у них еще пропасть времени, и он, Стас, никуда не денется.
— Боюсь за тебя, — пояснил он, — захлебнешься в словах и погибнешь, и я так ничего и не узнаю.
Кира засмеялась, опускаясь на красный пластмассовый стул. Стас задвинул свою сумку под стол, и она немедленно спросила:
— Для чего тебе столько вещей? Ты не собираешься сразу же возвращаться?
— А тебе бы этого хотелось? — негромко произнес Стас, и на его лицо набежала тень. Кира недоуменно покачала головой.
— Нет, конечно. Я была бы рада… Я была бы рада еще больше, если б ты вообще никогда не уезжал. Двадцать лет — это очень много, и, возможно, наши жизни сложились бы иначе, если б мы росли вместе… Правда… я ничего не знаю о твоей жизни… я хотела сказать… — Кира сдвинула брови и вытащила из пачки сигарету. Стас наклонился вперед и щелкнул зажигалкой.
— Я понял, что ты хотела сказать. Знаешь, до этого момента мою жизнь никак не назовешь особо удачной. Живу в крохотной квартирке, постоянной работы у меня нет… как-то не приживаюсь я надолго на одном месте. Думал после института пойти на аспирантуру, но… все время было что-то не то… все время хотелось чего-то масштабного, неординарного. К тому же… меня активным не назовешь, я не человек действия, я больше люблю наблюдать, анализировать, изучать… а это… да ладно!.. — Стас махнул рукой. Сонная официантка принесла горячие бутерброды, капуччино и две маленьких рюмки коньяка, зевнув, дохнула перегаром и клубничной жвачкой, взяла у Стаса деньги и ушла, поправляя под кофточкой сползающую лямку лифчика. Стас усмехнулся, поднял рюмку и сказал, глядя сквозь коньяк на лицо сестры:
— Ну, за встречу, Кира! Поздняя встреча лучше встречи несостоявшейся!
Слабо улыбнувшись, она кивнула, и их рюмки соприкоснулись в стеклянном поцелуе, который прозвучал задумчиво и как-то призрачно. Стас проглотил свой коньяк одним махом, Кира отпила половину, поставила рюмку, после чего ее рука сделала в воздухе некий одинокий, печальный жест.
— Ох, Стасик, Стасик, глупо это, конечно, сейчас спрашивать… да я и сама хороша… что сразу так обиделась… но почему ты тогда не ответил на мое письмо?
Стас, закуривая, нахмурился, покусал губы, потом пробормотал:
— Мне не хотелось бы этого говорить, Кира… но, наверное, все-таки придется — причем, чем раньше ты это услышишь, тем меньше между нами будет непоняток и старых обид… Дело в том, что до того момента, как я получил извещение из нотариальной конторы и поговорил с тетей Аней, я понятия не имел… о твоем существовании.
Тонкие брови Киры изумленно вскинулись, и она чуть не уронила бутерброд.
— Что?! То есть как?!
— Извини, я неверно выразился. Дело в том, — Стас замялся, — дело в том, что когда мне было двенадцать, мать сказала, что вы с отцом погибли. Автомобильная авария. Сказала, что отец был за рулем. Пьяный.