— Господи, почему ты такой холодный?!.. Вадим!..
— Кира… постарайся держать… руль хотя бы иногда… — произнес он, не открывая глаз.
Кира отпустила его руку, повернулась и, взвизгнув, крутанула руль, уводя машину со встречной, по которой летел, заливисто гудя, рейсовый автобус. Тяжело дыша, она ударила ладонью по рулю и от души выругалась.
— Однако, — заметили сзади. — Ты… на флоте не служила?..
— Вадим, не разговаривай… я тебя прошу!.. — Кира чуть не сорвалась на истеричный крик. — Не трать силы!.. Ты специально, что ли?!..
— Не разговаривать? — Князев усмехнулся. — Я всего… три года, как… научился. Мне теперь… все время хочется… разговаривать…
Кира машинально открыла рот для тут же родившегося вопроса — их и без того уже накопилось множество — но тут же захлопнула его. Потом глухо сказала — скорее себе, чем ему:
— Я довезу! Довезу!
— Зачем, Кира? Теперь — зачем?
— Затем! — отрезала она.
— А-а… понимаю… Бедная, у тебя, наверное… от вопросов сейчас… голова разламывается… А не… боишься сидеть… ко мне спиной?..
— Если ты сейчас же не прекратишь, я брошу руль и зажму себе уши, мы обязательно куда-нибудь врежемся, и ты будешь в этом виноват! — вспылила Кира, оглядываясь. Вадим тускло посмотрел на нее из-под полуопущенных век, потом закрыл глаза ладонью.
— Уй, да, это пробирает… — он закашлялся, содрогаясь всем телом, сморщился, и его ладонь скользнула к груди. — Черт!
— Что?! Больно?!
— Нет…
— Врешь! Когда-нибудь… именно так было?
— Именно так… нет… Я еще никогда… не уходил так… далеко…
— Зачем же ты… если знал, что это может тебя убить — зачем?!
— Отстань!.. — с болезненным раздражением ответил Вадим и закрыл глаза, словно отгораживаясь от нее. — Ты изволишь… быть недовольна тем… что жива?.. Нет, думаю… довольна… Вот и отстань от меня! Не гони так… разобьешься…
Кира коротко и свирепо оглянулась, закрутила руль, и «москвич», дребезжа всеми составными частями, заложил вираж, обходя идущую впереди машину, лишь самую малость не впечатавшись во встречный «топик». Из пролетевшего микроавтобуса ей что-то крикнули, и Кира с истеричной яростью заорала в окно:
— Сам коз-зел!
Вадим хмыкнул. Много времени спустя он недоуменно спросил:
— Так кто же был этот… кретин? Я понял, что он собирается тебя убить, но не понял, почему. Коллега твой… понятно… из-за чего, я видел его раньше… и воришку того тоже… но этот-то кто? Тоже из этой компании?
— Какой компании?
— Тех, кто оставил на стенах твоей квартиры… не очень хорошую часть своего прошлого.
Кира взглянула в зеркало — глаза Вадима смотрели на нее внимательно и… настороженно, как будто она могла представлять для него опасность. Она отвела взгляд и, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно, выложила все, что касалось появления Стадниченко. Князев, выслушав, осуждающе покачал головой, и внезапно ей стало очень стыдно. Как ни крути, она была виновата — занималась бы творчеством и изысканиями дома, и ничего бы не случилось, и с ним все было бы в порядке… да и с ней тоже.
Но что ты сделала, Кира?.. Что ты сделала тогда в машине?..
— В каком году это было? — спросили ее сзади слегка озадаченно.
— В девяносто четвертом.
— А-а, ну понятно, почему я его не знаю — меня тогда еще не убили — да что там, меня тогда еще и на свете не было, — произнес Вадим деловито и так обыденно, словно рассуждал о состоянии трассы, по которой они ехали. Руль дернулся в руках Киры, машина вильнула к обочине и тут же снова выровнялась.
— Останови, — негромко потребовал Князев, выпрямляясь на диванчике. Кира, ошеломленно уставившись на дорогу и почти не видя ее, все же нашла в себе силы упрямо мотнуть головой.
— Нет! Ты опять?!..
— Останови, я сяду за руль. Дурак, сам виноват… но наверняка еще чего-нибудь брякну под руку, и ты точно куда-нибудь впишешься!
— Да ты что — куда тебе за руль?!
— Две минуты назад мы проехали границу города. Мне лучше, Кира.
— Ты меня обманываешь.
— Тогда ведь я не просил бы пустить меня за руль, — с холодком ответил Вадим. — В городе лучше вести мне. Твои проделки еще сойдут на трассе, но в городе ты тут же превратишь нас в яичницу. Ведешь, как будто первый раз в жизни за рулем.
— Третий, — обиженно сказала Кира и притормозила на обочине, потом обернулась. Вадим и вправду выглядел немного лучше — губы порозовели, болезненная муть в глазах рассеивалась, и дышал он уже не так тяжело. Лицо утратило серость и теперь было просто очень бледным. Повернувшись, он выбрался из машины и, сильно хромая, обошел ее. Кира передвинулась на пассажирское сиденье, Вадим открыл дверцу и сел за руль. Только сейчас она заметила, что его волосы сильно отросли и окрашены в седой цвет лишь на кончиках, а вплоть до корней стали темно-каштановыми, и щеки покрыты темной щетиной не меньше, чем трехдневной давности. «Москвич» снова помчался вперед. Вадим потер порезанную щеку, потом насмешливо спросил:
— Что ты так смотришь? Опять напугал — еще больше? Извини, вырвалось… но вот тут пугаться нечего — я ж не ходячий труп какой-то. Так что успокойся.
— Это был ты, — глухо произнесла Кира, продолжая смотреть на его лицо. — Всегда был ты… под окнами, за спиной по ночам… Вот почему ты сказал мне тогда, что я защищена. Ты всегда был рядом… ты охранял меня с самого начала…
— Но не всегда удачно, как видишь, — зло сказал он.
— Ты не мог всего предусмотреть.
— Но я должен был. Так что, извини, охранник из меня вышел паршивый, — Вадим притормозил на светофоре. — Машину придется оставить хотя бы за квартал от дома. Слушай, пошарь в бардачке — там у этого козла сигарет не завалялось? Курить хочется до черта!