Коллекция - Страница 232


К оглавлению

232

Удерживая руль одной рукой, Юрий обернулся и судорожно сглотнул.

Кира аккуратно сидела на диванчике, сдвинув колени, и смотрела точно на него, улыбаясь — слегка, затаенно, как-то заговорщически. Сейчас, даже несмотря на испачканное кровью лицо и всклокоченные волосы, она казалась необыкновенно хороша — да что там хороша… самая красивая женщина, которую он когда-либо в жизни видел, и самая сексуальная. К ней тянуло — тянуло беспредельно, что-то такое исходило от нее мощными толчками — даже от кончиков ее аккуратно лежащих на сиденье пальцев — что-то такое, что хотелось бросить к черту руль, хоть машина и мчалась на предельной скорости, кинуться туда, к ней, содрать с нее одежду и взять женщину — немедленно, много раз подряд… Он дернул губами, задохнувшись, и ее улыбка стала шире и в ней появилось понимание… только вот в ее глазах никакого понимания не было. Они смотрели на него в упор — широко раскрытые, страшные, густо черные, словно в глазницах Киры плескалась расплавленная смола, и из этой черноты ослепительно сияли золотом пронзительные суженные зрачки, и казалось, что они, словно раскаленные золотые иглы, пронзают его глаза до самого мозга.

— Смотри на дорогу, — произнесла она, и голос ее оказался низким, растянутым, словно время вдруг загустело. Юрий послушно повернул голову и вцепился пальцами в руль, глядя на ровное полотно трассы, потом выбил локтем остатки стекла и уставился влево, где неслись стоящие у обочины пылающие факелы — огромные, как телеграфные столбы. Ручки факелов устремлялись в чудовищную высь, навершия отливали бронзой, пламя колыхалось и жарко трещало, заливая дорогу кроваво-красным светом, мешавшимся с мертвенным жалким светом фар. Скалы исчезли. Просыпающееся утро тоже куда-то подевалось — над трассой снова висела ночь — плотная, беззвездная, первобытная, пронзенная красными нитями отсветов.

Его потерянный взгляд метнулся туда-сюда, потом снова перепрыгнул на дорогу, и у Стадниченко вырвался испуганный возглас. На капоте на корточках сидела неизвестно откуда там взявшаяся обнаженная женщина, разведя руки в стороны, словно предлагая Юрию обнять ее. Ее тело было красиво крепкой зрелой красотой, длинные черные волосы вились по ветру и хлестали ее по плечам, на запястьях и предплечьях поблескивали золотые кольца браслетов… но левая нога женщины гладко блестела медью, и пальцы, постукивая по капоту, издавали неживой, металлический звук. Вместо лица у женщины был пылающий овал пламени, и глядя на него, Юрий чувствовал, что она смотрит точно ему в лицо, хотя глаз у нее не было.

— Господи!.. — прошептал он и машинально перекрестил обнаженное пылающее видение. С заднего сиденья донесся тихий смех, и на мгновение перед ним в зеркале обзора мелькнули страшные золотистые зрачки. Женщина на капоте развела руки еще шире, и в нижней части ее лица вдруг открылся черный провал рта, в котором блеснули длинные тонкие изогнутые клыки. Издав страшный вибрирующий вопль, она с размаху прижала ладони к стеклу, и стекло задымилось, расплавляясь и пропуская внутрь скрюченные пальцы с острыми ногтями. Юрий заорал и крутанул руль вправо, потом влево, и машина закружилась на дороге, словно сумасшедший танцор, потом помчалась в обратном направлении, миновала бегущего пса, тот мгновенно развернулся и устремился следом.

— Ведьма! — визгливо закричал он, схватил револьвер и ткнул было им в лобовое стекло, но на капоте уже никого не было, и стекло было совершенно целым. Вращая глазами, Юрий обернулся и навел револьвер на Киру, но вместо револьвера в его руке вдруг оказалась змея, холодная и скользкая. С шипением змеиная голова выстрелила ему в лицо, широко распахнув пасть, и он, вскрикнув, отшвырнул ее в сторону, и змея ударилась о дверцу и упала на пол, но это был уже револьвер. Юрий схватился за руль, но тот превратился в безголовое змеиное тело, живое и подрагивающее. Ключ вдруг начал проворачиваться назад в замке зажигания, и он вцепился в него, силясь удержать, но тот резко крутанулся, разодрав ему ладонь. Дорога двоилась в его глазах, трасса вдруг растеклась перекрестком — три дороги, шесть дорог, девять… Он рванул на себя ручку двери, но та осталась у него в пальцах, а вместо двери перед ним внезапно распахнулась гигантская волчья пасть, и вместо выбитого окна на Юрия взглянули вишневые горящие глаза. Едва успев увернуться, он дернулся к другой двери, но там на него ощерилась огромная змея, приглашающее разинув рот, в котором сверкали длинные ядовитые зубы. Он завопил, бестолково дергаясь из стороны в сторону. Сзади смеялись, и Юрий обернулся, трясясь всем телом, и почти сразу же тоже начал подхихикивать, уставившись в сияющие золотые зрачки. Машина, с заглохшим двигателем, уже никем не управляемая, подпрыгивая неслась в никуда — то ли с горы, то ли в гору — Юрий уже ничего не разбирал, да и неважно это было, потому что в этот момент Кира, смеясь, склонила голову набок, ниже, ниже, ее позвонки противно захрустели, а голова все поворачивалась и поворачивалась, пока подбородок не указал в крышу машины. Ее смех оборвался, она широко раскрыла рот, и из него полезли длинные золотые плети плюща, живые и извивающиеся, поползли по стенкам, мгновенно заплетая их с нежным золотым звоном, оплели подголовники кресел и устремились к горлу Юрия. Он завизжал, суматошно отмахиваясь, но плети уворачивались и тянулись упорно, и он уже чувствовал холодную металлическую хватку на своем горле. Смех, звон и пряный запах зелени наполнили салон, и в этот момент машина подпрыгнула в последний раз и остановилась.

232